В. Симанович.. Критика

...

ПОЭЗИЯ ВТОРОГО СМЫСЛА.

ТРИ ПЕРИОДА В ТВОРЧЕСТВЕ МАРИАННЫ ПАНФИЛОВОЙ

Поэзия Панфиловой впервые предстала перед нами как явление, данное в исторической перспективе, в движения, в поступательной эволюции стиля и смене интонаций. Вместе с тем эта поэзия целостна и восемь лирических циклов - это не только вехи интеллектуального и эстетического развития поэтессы, но и главы одной книги.
Поэзия Панфиловой - это поэзия многопланового образа. Внешне ее стихи - трагические идиллии, а по сути - антиидиллии, свидетельствующие о крушении и невозможности безмятежной гармонии между человеком и природой. Сквозной лейтмотив трагических идиллий - убывание человека, упрямое отвоевывание природой у людей своих исконных владений...

Мозг разъедает осень, осень,
Где черные балконы - в ряд.
Они одежду просят, просят,
Но наг и бледен листопад...

Разрушение идиллии - распад вековых взаимосвязей природы и человека - сопровождается мучительным разладом между людьми, гибелью семьи, забвением чувства товарищества, о чем поэтесса постоянно размышляет на страницах своей книги. Панфилова - трагическая поэтесса, но она никогда не предается меланхоличной тоске по безвозвратно ушедшему прошлому, ей всегда чуждо настроение угрюмой безнадежности. Сколь бы ни были скорбными иные из ее трагических идиллий, в них непременно звучит ироническая интонация.
Один из частых образов у Панфиловой - хрупкая крупица жизни в грозном хаосе стихии. То это лебедь "в озерном, сдавленном кругу", то лунные тюльпаны, то стрекоза, чудом уцелевшая среди лютой стужи. В них аккумулирована непокорная энергия сопротивления силам распада. Эта панфиловская вера в способность человека выстоять и уцелеть наперекор жестокому своеволию внешних обстоятельств остается надежным оплотом истинного гуманизма.
Новая встреча со стихами поэтессы стала в каком-то смысле неожиданностью. Не только потому, что Панфилова, которая раньше представлялась многим сложной и непонятной, оказалась проще и мудрее, яо и потому, что читателю представилась возможность открыть для себя новые грани ее лирики.
После семидесятилетнего господства соцреализма в литературе, когда оказались приглушены все традиционные поэтические образы, стерты метафоры и метонимии, Панфилова попыталась оживить
яркость образного пастернаковского языка в поэзии. Она нарушила обычное соотношение двух смыслов в метафоре и заставила жить самостоятельной жизнью переносное значение, возвысив его над прямым. Переносное и прямое значения в образе у нее как бы меняются местами. Сравнение становится бытием, а бытие - сравнением. Сравнения оживают, вторгаются в поэтическую речь, подчиняют ее себе, ведут ее за собой. Таким образом, прямой смысл метафоры в поэзии Панфиловой подчиняется переносному. А так как переносный смысл берется из обычной прилегающей действительности, из мира природы, то получается своеобразное вторжение через огромное разрастание вторичного смысла. И это могучее вторжение, совершенное как бы с черного хода, ведет к тому, что в поэзии второго смысла доминируют монументальные и динамические объекты: ливень, ветер, гроза, лавина, циркуль, крылья, зрачок. И все это действует "взахлеб", "навзрыд", разбивается вдребезги бьет наповал. Прямой смысл, подобно камешкам в горах, задевает чем-то переносный смысл действительности, и вот за этими посыпавшимися камнями движется вся гора, движется с поразительной энергией, массивностью и неостановимостью. Движение настолько характерно для поэзии Панфиловой, что отдельные стихотворения не имеют конца, движутся не останавливаясь, не имеют законченной формы, статического строения.
При этом характерна и непроизвольность ассоциаций, образов, рожденных иногда простым созвучьем, иногда рифмой, иногда случайным поводом. Случайность в поэзии Панфиловой становится почти законом. Вот почему иногда кажется, что ведет ее поэтическую мысль не она сама, а что-то внешнее - то ли слово, то ли ассоциации, то ли сама природа.
Вот несколько стихотворений раннего периода творчества Панфиловой, вошедшие в литературный манифест Поэтического королевства СИАМ:
* * *

Boт опять за окном
            гроздья сломанных веток.
Ветер носится,
             мается между стволов...
И судачат в трамваях
                     о древних приметах
И о верности ветреных сков...

Это - Осень...
                И это мое удивленье -
От свирели дождя
                средь размытых дорог...
Это тонкое,
                 чистое совпадение .
Поразбросных красок,
                          мелодий и строк...

1988 г.

* * *

Благословляю небеса!
Где, как вино, дурманят скрипки.
Я гулким, яростным глазам
Хмельную поднесу улыбку'

Пускай презрительные рты
Кричат о взгляде и о власти.
Я - соль огня! лиловый дым!
Я - гордость небывалой масти!

Я острый, узкий нож возьму,
Разрежу кожу суеверий -
И выкрою свою весну!
И выкричусь небесным зверем!

И будут небеса в клею
И в нежности невыносимой.
И горькое твое "люблю"
Мне будет слаще, чем "любимый"...

1988 г.

* * *

Жить хочется! Взрывать усталость
И жажду пересохших губ.
Весны слеза всего лишь малость
Для тех, кто сердцем слаб и груб...

И вздрагивать необъяснимо,
И жадно пить любви настой.
И знать - земля подарит силу,
Когда взбунтуется травой.

Клокочущий, ярко-зеленый
Еще не вверен нам зрачок.
И ассорти грачей точеных
Не вверено... Еще не срок!

1988 г.

* * *

...Можно просто идти
                     по дороге, не зная куда,
Чтоб стеклянное небо
                разбить изумрудной слезою,
Чтобы тонкой травинкой зрачка
                                 поразить города
И зеленою флейтой напиться,
                             как будто водою...
Отчего же знаменами
                          черные свечи горят?
И вжимаются в грудь,
          и под ребрами злобно хохочут?
Отчего же березы
           хрустальные в сумерках спят,
И никто,
            и никто,
                        и никто
разбудить их не хочет?..

1988 г.

***

Мозг разъедает Осень, Осень,
Где черные балконы в ряд...
Они одежду просят, просят...
Но наг и бледен листопад...

Кому отдать вину причастья
К безумным поискам добра?!
...Скелет проигранного счастья
Скрипит и сыпется с утра...

Погоды влажно топорище, -
Ее работа не проста...
Весь пыл и пот втоптать в грязищу,
Разбить умнейшие уста!

И страх на дружеских улыбках-
Слепым булыжником в окно...
И плачут огненные скрипки
Последним бездыханным сном...

1988 г.

***

...И будет мокрый снег ложиться
В осатаневшую тоску,
И будет Лебедь-свет молиться
В озерном, сдавленней кругу...

И в полукруг ветвей-ладоней,
Сожженных в милостыне дня,
Как будто в петлю, стон знакомый
Шагнет и выйдет из меня!

И.вздрогнув, я рванусь, мертвея,
И, распластавшись на весу,
Я этих белых птиц, жалея,
От черной гибели спасу!..

1989 г.

***

Ржавые груди акаций -
Лакомством ветра-волка.
Для сплетен, не для оваций
Виснут иголки.

Кто ты - гость иль прохожий?
Ну-ка, вспомнишь ли солнце?
Черной съеденной кожей
Нынче небо зовется...

Мелкой перхотью слога
День разодранный смутен.
Где же дом? Где дорога?
Но ответ очень труден.

Время скрипнет протезами,
Глаз единственный вытек.
И у смерти - порезами
Новый саван - эпитет.

Бурый свет на иконе
От распахнутой двери.
Кто там в пламени стонет?
Чьи рогатые звери?

Почему их так много?
И на чем они пляшут?
Где же дом, где дорога?
Но ответ очень страшен.

Отрываются ногти
От рыхлого мяса.
На раздробленном локте
Червей пляска...

В мире нет больше песен
Кроме песен о страхе.
И весь мир - это месиво
На последней плахе.

1988 г.

***

Под ребра черное окно -
По рукоятку - взмахом-вздором,
Мазутной тяжести упором,
Пробив соломенное дно...

Ожог ладони покрывал
И губы - за молитву - плавил,
Так вышибалась я из правил,
В улыбках значился оскал...

Гак потеряла я покой,
Нормальный сон и телевизор,
Так я кричала Богу снизу
Раскрытой клеткою грудной...

Так циркуль пел в святой руке,
Чтоб вычертить зрачками крылья,
Чтоб к Истине - через усилья,-
Где кровь и ярость - налегке...

1988 г.

Второй период в творчестве Панфиловой можно назвать "вторым рождением". Этот образ начинает звучать в ее поэзии примерно с 1990 года. Можно увидеть в нем указание на появление нового отношения к действительности, которая через свою вторичность возрождается в творчестве поэтессы в новой, поэтической сущности. Поэзия - это вторая действительность, преображенная через метафору. Несомненное воздействие на восприятие поэтессы оказало материнство. В это время все звуки, запахи и цвета обостряются, смешиваются, чудесно переплетаются между собой.
Мир для Панфиловой состоит теперь из чудес одушевления неодушевленного и исконно мертвого, очеловечивания не только предмета, но и любого явления. Поэзия делает невероятное и поэтому кажется непонятной. Вот несколько стихотворений этого периода.

* * *

Я пожню час парного молока,
Когда душа была тепла и сонна...
Наполненные за ночь облака
Окутывали влажные газоны...

Блестел трамвая одинокий путь,
Ржавела крыша тусклой остановки.
Деревья кутали нагую грудь
И грустно перекатывали бровки...

А с горизонта шли потоки сил,
И .мальчик, с полным молока бидоном,
Как будто нежный Бог его просил,
Навстречу шел деревьям изумленным...

1989 г.

* * *

Ты в губы дул, когда я целовала.
Я думала: какой блаженный век!
- Как будто я арбузы разрезала
И мякотью выбрасывала в снег...

...Снег таял на губах, измученных истомой,
А ты смотрел, насмешливо смотрел.
Я думала вдруг о деревьях сонных,
О времени, о полутанце тел,

О том, что воздуха в тебе немного,
Что скоро, очень скоро будет вдох.
О том, какая нежная дорога
Слагается из предвечерних крох.

1989 г.

* * *

Блажен тот век, что выпьет ночь,
Забыв пространство за плечами...
Разбуженной черешни дочь
Вступает в наготу речами...

Озябшей кожею ветвей
Почувствую твое дыханье,
Приди... И нежностью согрей,
Отдай упругие желанья!..

Отдай мне сладкий яд зрачка,
Вбирающий меня в пpищуpe.
Всю жизнь от легкого щелчка
Курка... я проведу в аллюре.

Где кровь играет на губах,
Твоя рука пьянит и ланит,
Я позабуду древний страх
О грусти... спрятанной в тумане...

1989 г.

***
Откуда столько нежности, скажи?
Откуда столько яростной, пьянящей,
И поцелуев алые дожди,
И ласк запутанные чащи?

Откуда столько нежности, скажи,
Неузнанной, но принятой однажды?
И снова губы алчуще свежи -
И снова долго влажны...

Откуда столько нежности и чьи
У ветра, в кол одну усталость видно,
Потоки, - как ладони, горячи,
Безумны. И бесстыдны.

У ветра, чей сухой и смутный лик,-
Являет столько яркой, ясной силы?
Откуда столько нежности - на лиг?
Но дольше мига все же не хватило...

1989 г.

***

Сирень серебрянкой сестрою
Сверкала в сумерках сырых.
Стеклянный замок был построен
И ждал, волнуясь, нас двоих...

Как будто с острия иголки,
Следы соскальзывали в ночь,
И сумрак в синей треуголке
Был ближе всех, чтоб нам помочь...

Фонарь, раскачиваясь, буркнул,
Калитку рассекретил ключ...
И пели тени полукругам,
И трепетал сирени луч...

1989 г.

* * *

Лимона листья - зоркий запах,
Нарциссо - узкий, лунный странник...
И золотом замкнули запонки
Темно-зеленый подстаканник...

Вино сквозь толкую завесу
Вишневым кажется по вкусу,
Сквозь губ соломинку-повесу
Вдруг дрожь пройдет - легко и грустно...

Там, где изломанные грани, - ,
Томится бархата сопрано...
И тень от тонкого стакана
И фиолетова, и странна...

1990 г.

***

Плыл фиолетовый рояль...
И звук, молящий и молочный,
Вуали клавишей вливал
В полустеклянный час полночный...

Ты спал... Ты руки раскрылил...
Неосязаемо дыханье...
Как мне узнать паренье крыл
В неуловимый миг сознанья?..

Сквозь листья и цветы теней
Сверкала влага на ресницах...
Как встретиться с тобой во сне,
Чтобы с тобою возвратиться?.'.

1990 г.

* * *

Я сегодня умру, -
В день рожденья Весны,
Где малиновый бархат над шепотом вод,
Где разбрызганы арки,
Звенящие сны,
И на мраморе мокром
Нагой небосвод.
Я сегодня умру, -
В день рожденья садов.
Отразилось стекло
в темно-синих глазах.
И запретные губы не сняли оков
И навеки сковали
Мой трепетный страх!
Я сегодня умру
- под ноктюрн облаков,
Раздробит мои ребра
Весенняя страсть,
И оргазмом -

рубиновой флейтой богов -

Сердце вырвется к небу
из вечных оков.
Сердце вырвется к небу,
чтоб тут же упасть!
1992 г.

Третий период творчества Панфиловой начался около двух лет назад под знаменем борьбы за простоту поэтического языка, за его первозданность, первородность - отсутствие поэтической вторичности, примитивной традиционности, шаблона. Традиция для нее становится все более порождающей силой, а не подчиняющей, нивелирующей. Панфилова стремится создать метафору необычную, неожиданную, но простую и тем самым особенно поражающую воображение.

Ну вот уже изморось ранняя
Коснулась садов и дворов,
И в небо вступают туманное
Босые ступни холодов...

Озябшие пользы печалятся,
Что их не целует никто,
И плечи поникшие прячутся
В холодную строгость пальто.

Но строгость рассыплется завтра же,
Едва телефон замолчит.
Ты слышишь, я голоса жажду,
Пусть он как калина горчит...

1992 г.

***

Есть в поздней осени пронзительная грусть,
Она вплетается в ажурные решетки,
В пустые парки страшно заглянуть,
И дни перебираются, как четки...

И сумерки рисуют силуэт -
Вот женщина плечом к фасаду дома,
Блестит виска чуть серебристый свет,
Как осень поздняя до боли дне знакома!..

И от двери так трудно отойти,
Где возникала нежности полоска,
Но отпускает... Снова в декабри
Я выхожу, мне холодно и просто.

Ну вот и все, как пусто за спиной.
Ну, здравствуй, Осень, ты одна со мной...

1992 г.

***

Я - крыло стрекозы
У тебя на ладони...
Осторожно! Прошу!
Не стряхни, не смети...
Ты движением век
Можешь сделать мне больно,
Если скажешь теперь - уходи...
Я уйду, но потом...
Никогда, ты запомни,
Не смогу рассмеяться
Отважно - легко!..
И сольюсь с темнотою
забывчивых комнат...
Я - всего лишь крыло...

1992 г.

* * *

Сумасхождение - морока...
А впереди так одиноко.
Фонарный взгляд в окне блестит,
И хочется его свести
С ужа... Чтоб не было причины
Являться женщиной к мужчине,
О чем-то яростно просить,
Почти что падать на колени,
И умолять о вечном плене,
И вдруг... устало уходить...
И уносить свой взгляд дразнящий
И равнодушный взгляд его...
Сумасхождение звенящей
Луной разбило мне окно...

1993 г.

* * *
В старом доме, в старом доме
Карты веером - гаданье,
Чаепитья и признанья.
Руки легкие грустят...

О весне никто не исполнит -
Где тюльпанов лепетанье,
Где воскресные свиданья
Электричкою гудят!..

Это было, было, было-
Поцелуи и объятья,
Взмах ресниц и фиолеты
Распахнувшихся зрачков...

А теперь она застыла
И не верит ни в приметы,
Ни в погоды обещанья,
Ни в цветы вчерашних снов!

1993 г.

* * *

Город пахнет свежими булками,
Свежей зеленью и цветами,
И звенит во всех переулках,
И гудит под всеми мостами!

Входишь в парк - как закрыли заслонку:
Тишина накрывает - слух.
Город - как мальчишка влюбленный -
То молчит, то хохочет вдруг!

1994 г.

***

Будут белые яблоки падать в саду,
Будет небо усеяно искрами звезд
-

Жди меня, этой ночью к тебе я приду,
Чтобы снова смеяться, смеяться до слез...

Я люблю хохотать над собой, я смешна!
Я - слепая наивность, я верю в любовь'
Словно влажные листья, темнее душа,
Что ж зови, усмехайся, гони, прекословь!

Будут влажными губы, и стихнет твой смех,
Буду петь и грустить на качелях в саду,
Будет небо нагим, забывая про грех,
Забывая про страх, я к тебе подойду...

1994 г.

АВГУСТ

Базаров восклицательные знаки-
Букеты гладиолусов пестры.
Хозяйки, дворники, коты, зеваки
Пропахли горьковатым и сырым.

Укропа горки, дальше помидоры -
Почтенно приосанили бока.
Я дыню сладкую несу, и скоро
Я с нею улечу на облака!

Блаженство выбора, где яблоки и груши
Взирают к осени пронзительно-светло,
Я испытаю в час, когда нарушу
Всех этих форм и красок торжество!

1994 г.

* * *

Купать ребенка и кормить собаку-
Не это ли простое ремесло?
И ведать путь, встречать судьбу без страха,
Когда она дождем стучит в стекло

И заставляет вздрагивать и плакать:
Велит от невеличья своего.
Но спит ребенок и у ног собака,-
И в этом жизнь - вот только и всего.

1994 г.

Есть много общего в творчестве Панфиловой и Пикассо. В своем интервью с Кристианом Зервосом Пабло Пикассо говорил: "Художник - вместилище эмоций, которые приходят к нему со всех сторон: с неба, с земли, от клочка бумаги, от очертаний теней, от паутины". Природа повинуется поэзии. Поэзия повинуется Марианне. Даже время проходит быстрее или тише в зависимости от своего значения. Подождем новых стихов.
"Мы люди осени, нам некуда спешить...".

Поиск

Сейчас на сайте