Привет, Гость | Понедельник, 02.10.2023, 17:52 | |||||
Главная | Регистрация | Вход | RSS | ||||||
МемуарыВалерий Симанович ...Если бы не мои друзья я бы всегда оставался сыт и трезв. История "Poetic Realm Siam"Первая встреча 1. Вадим Яковлев Ключевой фигурой в создании творческой группы «Королевство Сиам» стал Вадим Яковлев. Впервые я с ним встретился в Краснодаре, на призывном пункте (так называемой «девятке») 22 июня 1986 года. Это был последний в летнем призыве набор на срочную службу в Советскую армию, практически весь набор призывников был сформирован из студентов различных институтов города Краснодара. Если бы не служба в армии, думаю, что мы бы никогда не встретились. Первое впечатление чаще всего обманчиво… Вадим выглядел серьезным молодым человеком: высокого роста, поджарый, с выразительным, мужественным, загорелым лицом. В глазах у него проблескивала какая-то отрешенность. Когда сержант срочной службы выстроил нас на плацу и стал выбирать из нас старшего, выбор его, естественно, остановился на Вадиме. Но вместо того, чтобы жестко, по-военному, отдать команду: «Напра-во! Шагом марш!», Вадик небрежно махнул рукой и что-то промямлил типа: «Ну, пошли что ли?» И стало понятно, что никакой он не солдафон, а нормальный пофигист, практически свой человек… На другой день нас забрал покупатель, и мы очутились на секретном полигоне железнодорожных войск неподалеку от г. Дзержинска. Бесконечная муштра и недосыпания в начале службы не позволяли мне поближе познакомиться с Вадимом... Вадим был довольно флегматичен, глубоко погружен в свой личный мир, иногда казалось, что окружающих для него не существует. Скорее всего, и я выглядел так же. Но при первой же свободной минуте мы бежали в ленинскую комнату, где торопливо листали подшивки свежих газет и журналов, а бывало, даже перебирали струны имевшийся там старенькой гитары. Вадим к тому времени неплохо играл на гитаре, сам сочинял и пел песни, и он был немало удивлен, узнав, что я грешу тем же. Должен признаться, что пел, играл и сочинял он намного лучше меня. Это не удивительно, ведь Вадик учился в институте культуре, а я в медицинском. Как бы то ни было, но наши отношения окрепли, по мере сил и возможностей мы стали поддерживать друг друга в той тягостной беспросветной атмосфере казенщины. Частенько, соревнуясь, делали стихотворные наброски в своих блокнотах, затем зачитывали друг другу. Сержаты, знавшие о музыкальных талантах Вадима, приглашали его в каптерку, где он переписывал аккорды известных песен. Однако неформальное общение не давало ему никаких преимуществ. Работать и ходить в наряды ему приходилось так же, как и всем остальным. Уже в конце службы в учебной роте на Вадика, как на будущего режиссера, возложили обязанности ведущего какого-то армейского утренника. С большой неохотой Вадик занялся режиссурой. Утренник открывать пришлось самому. Сержанты, увидевшие результат напряженной работы, попросту озверели. У Вадика произошел настоящий сценический зажим. Он бормотал что-то невнятное, растягивал и терял слова, и к тому же беспрестанно, как гусь крыльями, размахивал руками. В общем, дебют оказался лажевым… Как-то летом мы попали в один наряд по свинарнику. Весь вечер таскали помои для свиней в огромных 40-литровых кастрюлях, чистили стойла, сгружали накопившийся навоз… Вадим полночи растапливал котел, в котором варилось похлебка для животных. В свинарнике шел ремонт, поэтому спальных мест не было, спали по очереди в свином стойле, предварительно выгнав оттуда животное и застелив пол свежей соломой. И в перерывах писали стихи. Я в ту ночь даже начал новый цикл стихов под названием «Записки свинаря». Стихи – естественно о звездах, любви и прочей романтической чепухе… Кстати, вот они: Глядя на хрустальный Звездный хоровод, Я отправляюсь в странствие – Последний мой поход. Среди миров затерянных Найду свою мечту - Багрово-ярко-красную Холодную звезду. Сияньем тускло-розовым Окутает меня И отворит пространство Волшебная земля… Там счастье одиночества И радость многих встреч. Любовь без опасения Там можно уберечь. Там облака лиловые, Везде царит уют, Там под вишневой радугой Я свой найду приют… 05.09.1986г. У Вадика сохранилось только одно «трагическое» стихотворении того времени, написанное им незадолго до призыва в армию. Я к месту явился до срока И понял мне страх – нипочем. Узнав, что война на Востоке, Я взял автомат на плечо… Куда мне явиться я знаю. Я рапорт держу над столом. - Дурак, на войне убивают!- Нахмурясь, сказал военком. А мать по- крестьянски завыла, Узнав, что за путь я избрал, И солью мне щеки смочила Отец лишь затрещину дал ... И стены казалось, рыдают Нарушив привычный уют. Пойми, на войне убивают… Я знаю меня - не убьют. Я знаю, что лучше, что хуже. Я знаю, кто прав, кто не прав. На фронте тем лучше, чем туже Заполнен солдатский состав. На фронте собаки не лают. Там, молча, отряды снуют. Не всех на войне убивают, А только солдат, и в строю. А если умру, то достойно. Ребята должны отомстить Погибнуть хочу неспокойно. Хоть все - таки хочется жить. О жизни спокойной мечтает Лишь сытый, закормленный трус. И пусть на войне убивают. Я жизни без пользы – боюсь. 14.02.1986 г. Как все солдаты, я получал письма от своей девушки, любовь у меня была безответная. Инициатором в переписке выступал я, поэтому письма приходили редко. Вадиму письма приходили часто. Некая влюбленная особа систематически засыпала его любовными посланиями. Подобные письма ценились в армии очень высоко, выбрасывать их считалось кощунственным, а хранить было негде. Злобные сержанты постоянно шмонали тумбочки и карманы подчиненных. Тогда мы сделали финт ушами: вложили письма в стеклянные герметично закрывающиеся банки и закопали их в ближайшем лесочке, заранее договорившись вернуться сюда после срочной службы и откопать это богатство. (Скажу честно: не вернулись и не откопали). Иногда, приткнувшись где-нибудь на лесопилке или вещевом складе, на груде противогазов, Вадик рассказывал мне о своей гражданской жизни, и своих оригинальных друзьях, с которыми обещал когда-нибудь, в следующей невероятной жизни познакомить… Речь шла о Шевкете, Сырьяновой, Пятикопове, чью песенку Вадик мне неоднократно напевал: Если пестрая орда Не сомнет меня однажды- Не сгорю в огне бумажном , Не растаю без следа… Впервые там в разговоре промелькнуло имя Олега Виговского. По его описаниям эта странная категоричная личность, обладающая массой талантов, в то числе и поэтических, в силу свой категоричности, а точнее, маргинальности, имела прозвище Декабрист. Со слов Вадима, Декабрист был очень озабочен женским полом и предавался утопическим мечтаниям, хотел например, обобществить всех женщин и пользоваться ими совместно, по мере возникновения естественной надобности. Сошелся Вадик с Декабристом случайно в студенческом трудовом лагере. Почему они заметили друг друга, было непонятным. (Но в том юном возрасте мы особо не задумывались о подобных вещах). Запомнился еще один забавный случай, когда сержант сдуру назначил меня взводным парикмахером. Дело было в том, что ножницы я никогда в жизни в руках не держал, но к утру весь взвод должен был быть подстрижен. Каждый выкручивался, как мог. Мы с Вадиком тоже взяли ножницы, и вышли на стадион. Там, сидя на трибунах, мы и приняли постриг друг от друга. Сержант, увидев на разводе наш панковский хайр, обозвал нас стрижеными баранами и немедля влупил нам пару нарядов вне очереди. Честно говоря, первые месяцы службы были тяжелыми, постоянно хотелось есть и спать. Многие солдаты таскали со столовой хлеб. За этим беспринципным делом был пойман Вадик. В течение 20 минут вся рота стояла с поднятой ногой, пока Вадик перед строем невозмутимо доедал стащенный батон хлеба. Возмущенные сослуживцы рвались начисть ему морду, но почему-то обошлось без мордобоя. Конечно, случались и серьезные стычки. В нашей роте был набор из Дагестанана, держались эти парни обособленно, вели себя нагло. Моя кровать стояла рядом с кровать чемпиона Дагестана по боксу Джабраиловым. Правда, мне с честью удавалось избегать серьезных конфликтов. Однако Вадик как-то сцепился с Джабраиловым. Чем закончилась драка, я не узнал, а уточнять у Вадика было нетактично. Однажды осень Вадику пришла посылка из дома. Мы отправились ее получать, в этих широтах было уже холодно, лежали глубокие сугробы. В посылке мы обнаружили сгущенку, конфеты и две палки сушеной колбасы. Приносить посылку целиком в казарму было глупостью (сержант вытащил бы оттуда все самое лучше). Поэтому, недолго думая, мы на ходу сожрали с Вадимом по полпалки колбасы (без хлеба!), а вторую палку зарыли в сугроб. (Сейчас вспоминаю эту колбасу ностальгически. Кажется, ничего вкуснее в жизни не ел). Помню День рождения Вадика, когда ему исполнилось 19 лет. Накануне (19 сентября 1986 г.) мы пробрались в чайную и, потратив последние деньги, умудрились купить сока и пирожных. В те дни очень хотелось сладкого. Водки и подарков не было. Но я успел набросать экспромт и с важным видом вручил его имениннику: В глазах рассвет, загар в лице… Кипит безумие в душе… Раскидист шаг, короток век И речь стремительна, как бег... Суждений нить свилась в витки, Мечты, надежды – коротки… Порой несет ужасный бред. Так целых 19лет! Вадик был польщен. Да и кто не был бы польщенным таким ПЕРЛОМ!? В конце октября закончился срок нашей службы на секретном полигоне железнодорожных войск. Меня перевели в Минскую бригаду, затем в "черный" батальон г. Брянска. Вадика отправили в Амурскую область, п. Свободный-7 в\ч № 03415. В последний вечер я написал стишок и прочел его Вадику. Кто-то спросил: «Почему Не верю я в смерть? Ведь Видел ее без прикрас Сотни и тысячи раз?» - Наверно, что смерть есть ничто. Философы так говорят: «И смерть, и рожденье не враг, А близкий доверчивый брат» Кто в это не верит - Пусть Его посещает грусть. Я этому очень рад. Не нужно других наград. Но если не верит тот, Который спросил: «Почему?», Ему не смогу доказать. Скажу лишь: «Да потому, Что верю безумно в жизнь, Которую я живу..» 29.10.1986г. Разъехавшись по разным частям, мы не потеряли друг друга из вида. Изредка переписывались. Вернувшись в 1988 году на гражданку и восстановившись в свои институты, мы списались и договорились встретиться. Наши студенческие общежития оказались поблизости, на ул. Шоссейной. В конце октября я отправился на поиски Вадика в общежитие института культуры. Общежитие было старым, пыльным и тихим (студенты разъехались по колхозам). На третьем этаже я обнаружил комнату №115 и настойчиво постучал. Дверь никто не отпирал. Я толкнул дверь рукой и зашел в комнату. Не заметив каких-либо признаков жизни, я подумал, что перепутал комнаты, и хотел было ретироваться, но вовремя заметил на шифоньере, классически стоящем посреди комнаты, висящую гитару и смело двинулся вперед. Действительно, за шифоньером в кровати кто-то спал, с головою укрывшись покрывалом. Негромко, но настойчиво я подал голос. На звуки моей речи из-под покрывала выглянула обнаженная грудастая девушка. Увидев меня, она быстро юркнула обратно и закричала тоненьким голоском: «Вадик! Вадик! К тебе пришли!» Через секунду из-под покрывала появилось заспанное лицо Вадима. Увидев меня, он обрадовался и немедля представил своей подруге. Быстро накинув рубашку и штаны, Вадик выдвл сакраментальную фразу: "Чувак, надо вбить "Красного гвоздя"(так он в то время называл свое любимое вино "Красная гроздь") , я протусюсь, а ты пока займи мое место. И он убедительно указал на кровать.. Я подумал ...и согласился... 2. Олег Виговский Сейчас трудно вспомнить, в этот или следующий день я впервые встретился с Олегом Виговским. Кажется, Вадик сказал, что он договорился о встрече с Олегом в полдень возле Института культуры. Но, устав дожидаться, мы пошли на встречу и столкнулись с Олегом где-то посреди улицы Шоссейной (Сегодня – 40 лет Победы)... Олег показался мне высоким, широкоплечим, с большой головой и крупными чертами лица. Эффект «большеголовости» был вызван копной длинных, выгоревших на солнце кучерявых волос. На лице Олега кое-где сохранялись юношеские угри. Вадик представил нас друг другу, и мы впервые обменялись рукопожатием. Рука у него была крепкая и сухая… Виговский показался мне сдержанным, излишне сосредоточенным для его возраста человеком. Для солидности у него, как у почтальона, была перекинуты через плечо небольшая черная сумка... Постояв немного посреди дороги, мы решили выехать в центр города. Добравшись на трамвае до Политехнического института на улице Красной, мы уселись за столиком в кафе «Березка», заказали бутылочку сухого вина и продолжили беседу. Поскольку недалеко от кафе находился кожно-венерологический диспансер, то сюда частенько бегали сифилитики покушать мороженного, о чем я не преминул сообщить своим друзьям. У Олега присутствовало чувство юмора, но шутил он как-то натянуто и плоско, однако интеллект присутствовал во всех его речах. Не стараясь войди в доверие к малознакомому человеку, я начал фонтанировать идеями, которые переполнили меня еще во время армейской службы. Предлагал изменить все и вся в этом мире и для начала в городе. Когда же Олег поинтересовался, какая же, на мой взгляд, первоочередная задача, я, ни минуту не задумываясь, убежденно ответил: «срочная сексуальная революция!» Вадик и Олег оторопело переглянулись, затем лица их просветлели. Все-таки мы были единомышленниками! Олег так же, как я и Вадик, недавно демобилизовался из рядов СА (занятно, что он тоже служил в железнодорожных войсках, где досконально освоил профессию экскаваторщика). Учился Олег в Институте культуры на факультете хорового дирижирования. От природы ему достался редкий бас, прекрасный музыкальный слух и чувство ритма. И еще Олег писал стихи… Мы часто собирались у Олега дома, поэтому я хотел бы рассказать о самом доме и атмосфере, царящей в нем. Проживал Олег в частном секторе, на улице Дербентской, в доме 73\3, неподалеку от филиала Политехнического института (т.е. приблизительно в 20 минутах ходьбы от наших с Вадиком студенческих общежитий). Это был маленький кирпичный дом с мансардой, обнесенный невысоким деревянным забором. Во дворе было несколько фруктовых деревьев, перед входом имелась небольшая беседка, увитая виноградом, рядом находилась крошечная летняя веранда, за домом – перекошенный туалет. На кирпичной стене у входа половой краской было выведено крупными буквами: «Революция была, Революция идет, Революция только начинается». Во дворе имелся пес – маленькая старая шавка по кличке Тобик, который постоянно гонял толстого ленивого пятнистого кота, чья кличка канула в Лету и уже никогда не войдет в историю русской литературы… Горячей воды и парового отопления в доме не было, поэтому в холодное время приходилось топить печь, дымоход разделял мансарду на две половины. В одной из них проживал Олег. С первого посещения мне понравился этот дом. В нем было тихо и уютно. На первом этаже располагались кухня и зал. В зале стояло старое немецкое фо-но, на стене висели часы с боем. В мансарду вела крутая деревянная лестница. В одной из половин мансарды стоял диван, старенький шифоньер, проигрыватель с подставкой для пластинок, у окна – узенький стол и две низких табуретки. На чисто беленом дымоходе, выполнявшем функцию перегородки, висели символические безделушки: алюминиевая расческа с прядью любимой девушки(?), женские трусики с письменными комментариями: «Не помню чьи, но пусть висят», листки с печатными и написанными от руки цитатами великих людей и каких-то знакомых, пустая пачка из-под «Мальборо» с пучком рыжей бороды самого хозяина. Последняя фенька меня озадачила, но хозяин быстро объяснил, в чем прикол. Оказывается, в Древнем Риме юноши-патриции отдавали свою первую бороду в дар отечеству, а вторую – родителям (возможно – наоборот). Так вот: этот клок волос, висящий на дымоходе, и есть первая борода Олега. Я быстро сообразил, что попал в дом патриция и решил вести себя прилично, громко не сморкаться и по возможности не вытирать о диван сопли. При входе в мансарду мне пришлось пройти обязательную процедуру инициации. По просьбе Олега я прислонился спиной к внутренней стороне двери, и он ловким росчерком карандаша отметил мой рост. Оказалось, что мы с ним одинакового роста. Вместе Олегом в доме проживали его бабушка, мать и жена. Олег, оказывается, был женат! Это не сразу уложилось у меня в голове, но я не стал заморачиваться и принял эту информацию как данность. Мама Олега Ирина Алексеевна показалась мне строгой, но справедливой женщиной. Она вполне доброжелательно отнеслась к появлению в ее доме развеселой компании. Иногда, в особо неудачные дни, она угощала голодных студентов горячим аппетитным борщом. За что я ей до сих пор благодарен. По образованию Ирина Алексеевна была музыкантом (аккомпаниатором), Олег пошел по ее стопам. Жена Ирина – милая тихая заботливая женщина – несколько контрастировала на фоне напористого, громогласного и прямолинейного мужа. Она всегда была готова встретить гостей, приготовить чай и поддержать разговор, независимо от времени суток. Бабушка Олега, весьма пожилая седая женщина, практически не замечала меня. О ней я могу сказать только то, что училась она в пансионе благородных девиц и в 1915 году видела на балу императора НиколаяII. В первые же дни общения Олег с гордостью показал мне свои стихи. Кажется, это были сонеты, причем довольно крепкие. Вот один из них: Скажите, люди, что для вас святыни? Стократ под поступь грозную времен Вы поклонялись идолам, и ныне – Опять Мамону возвели на трон. В глухие подголоски превратились Понятья Чести, Долга и Любви; Вы в грязь втоптали все, на что молились, Умыв своих божков в святой крови. Ваш жадный век прошел в бездумной тризне, И мало кто остался сам собой. И вы, услышав трубный вызов жизни, Не приняв боя – проиграли бой! Ни радость битв, ни сладости лобзанья Вы не постигли – жалкие созданья! Июнь-июль 1988 г. Однако меня, недавно проштудировавшего Петрарку, сонеты не покорили. Я их принял за парафразы, ученические безликие пародии, густо усеянные устаревшими словами. Мог ли я, поэт-реформатор, рожденный перевернуть основы классической поэзии, согласиться с подобным анахронизмом? Конечно, нет! Не медля, я изложил Олегу свои воззрения на современную поэзию и привел в пример полуразрешенных футуристов. Озадаченный Олег показал мне еще некоторые свои шедевры. Один особо запомнился: Я знаю: не без причины, Но должное им воздав, За женщин пьют стоя мужчины, Своих не теряя прав. Гера, Кончита, Джульетта – Надо ли много слов?- Память о них воспета В звучном металле строф. От оды и до сонета Катилась хвалы волна. И верность женская эта Пелась во все времена. В нежности женская сила, В верности и любви. Ту же, что изменила, Женщиной не зови! Мы расправляем плечи, Вера нам крылья дает, Только бы знать: далече Каждого милая ждет. Путь полнятся светом залы, Пусть гордая крепнет стать! Поднимем же наши бокалы За женщин! Мужчины, встать! 14.12.1987 г. Увидев такой серьезный авторский подход, я постеснялся показывать все свои бумагомарания (в то время у меня было написано около сотни стихов и песен) и показал только десяток работ, написанных от руки на листках. Внимательно прочитав их, Олег долго с сожалением смотрел на меня, потом все-таки снизошел со своих высот и похвалил несколько вещей. Кажется, это были «Агаты», «Ночная элегия» и «Зимняя картина». Я был польщен. Они мне тоже нравились… Многие наши знакомые считают Виговского высокомерным и иногда спрашивают, всегда ли он был таким. Отвечу: да. Но я никогда не вкладывал в понятие его высокомерности негатив, синонимичный презрению к людям. Просто Олег ко многому в жизни и творчестве подходит с высокой меркой. Но свои высокие требования он предъявляет в первую очередь себе самому. После долгих усилий, достигнув желаемого, он с нескрываемым недоумением и разочарованием смотрит на знакомых, пытающихся без труда и усилий преподнести другим людям свою банальную личность. По крайней мере, мне так представляется. С первого дня нашего знакомства было понятно, что мы люди разные. Он – усидчивый, педантичный, рассудительный трудяга, я – безалаберный, романтичный, ленивый фантазер. В самом начале общение с Олегом далось мне тяжело. Однако со временем у нас выработалась формула общения, и мы стали очень удачно дополнять друг друга, получая моральное и интеллектуальное удовольствие от постоянных дружеских споров и пикировок. 3. Савелий Немцев. С Савелием Немцевым я впервые встретился в марте 1994 года в «Арт-салоне» музыкально-педагогического отделения Краснодарского института культуры, расположенного на улице Красной (в районе старого города, напротив известного в те годы богемного кафе «Старая стена»). «Королевство Сиам» к тому времени уже неоднократно с успехом выступало в небольшом, но уютном концертном зале. Руководство «музпеда» доброжелательно принимало нас, для наших выступлений специально заказывались в типографии афиши, преподаватели иногда аккомпанировали нам на фортепиано, частенько после концерта мы распивали вместе чай и вино в преподавательской комнате. Как попал туда Савелий, я точно не знаю. Он должен быть выступать на сцене со своими стихами, кроме него были и другие авторы – студенты КГУ, но в памяти остался, кроме Савелия, только Андрей Нефедов. Выглядел Савелий на сцене очень импозантно: худощавый, молодой, черноволосый «молдаванин» со сверкающими глазами. Он энергично начал свое выступление: свободно двигался по сцене, резко разворачивался, странно жестикулировал руками, и по-футуристически рубящее декламировал свои стихи: Жгуче холодно. Окаменевший ветер. Мрамор колотый – насыпь в лунном свете. Кто-то сгорбленный в том силуэте, Утопившийся в воротнике, Темный, жалкий, один… Что-то жестом кому-то ответил, Спрятал тень свою, скомкал в руке. Бросил… Сжался…. Вязко как-то раскис вдалеке… Я его не заметил. Я был заинтригован производимым эффектом и практически не обращал внимания на смысл почитанных строк. Впрочем, тексты мне легли как бальзам на душу. Мое юношеское увлечение литературным авангардом полностью не ушло, и я с интересом рассматривал опыты других авторов. После окончания вечера я решил познакомиться с Савелием, но тот пропал из виду. Вместе с Егором Кизимом я бросился его разыскивать и в самый последний момент застал в вестибюле. Оказалось, Савелий приходил на вечер со своей девушкой Натальей. Они спешно одевались и собирались уходить. Улучив момент, я поздоровался с Савелием и выразил ему слова одобрения. Савва, видимо, этого не ожидал и немного засмущался. Мы представились друг другу и скрепили знакомство рукопожатием. На предложение продолжить вечер в домашней обстановке Савелий ответил категорическим отказом. Они очень спешили. Как я узнал позднее, Наталью дома ждал маленький сын. И, тем не менее, мы обменялись адресами, явками и паролями. Я пригласил Савелия к себе в общежитие (комната 912), где по субботам мы устраивали поэтические рандеву. Тот субботний апрельский вечер ничего особенного не предвещал. Я ожидал в гости Вадика Хазизова, абсолютно забыв о Савелии. Для скрашивания вечера по обычаю прикупил пару бутылок вина. Хазизов пришел в назначенное время со своим приятелем-поэтом, «афганцем» Виталием Ивановым. Оба были уже под градусом и рвались в бой. Следом за ними пришли Виталий Тырса и актриса Елена Дементьева (впоследствии ставшая моей женой). Потом появились Савелий с приятелем – начинающим писателем Павлом Бондаревым (за ними подтянулся еще десяток людей, чьи имена мне не запомнились). На правах хозяина я выставил стол на середину комнаты, разлил вино и сел напротив Хазизова. Я начал чтение и передал эстафету по кругу (стихи читали все желающие). Савелий и Павел сидели напротив меня. По мере накала страстей и степени опьянения Савелий все активнее включался в структуру действа. Он вскакивал из-за стола, резко отодвигал стул, пафосно зачитывал свои стихотворные наброски. Слепая степь. От зноя воздух стонет. Клоня полынь, Горячий ветер ноет. Столбами пыль, Иссохшая до дна дорога. Мутнеет мысль, К губам пристало слово. «Идти далеко!» - Мычит пустая фляга. Давно поверил в бога Забывшийся бродяга. Было заметно, что такое общение для него внове и что ему нравится происходящее. Казалось, что он переполнен здоровой энергией и азартом (а Павел Бондарев так и остался в тот вечер в тени своего энергичного друга). В течение рандеву я дважды посылал Савелия за водкой в ларек. Савелия мои просьбы не напрягали, водку он приносил в целости и сохранности, ни разу не уронив и даже не отхлебнув из горла по дороге, за |
|
Copyright Poetic Realm Siam © 1988-2023 | Домашние страницы |